Часть-5. Психоанализ в детском возрасте и воспитание. Анна Фрейд

Такое же превращение повторялось у этой самой пациентки еще несколько раз во время ее лечения. Когда она впадала после освобождения с помощью анализа от своего очень тяжелого невроза навязчивости в другую крайность, в «испорченность» или в перверсию, то у меня не было другого выхода, кроме как вновь воссоздать невроз и восстановить в правах исчезнувшего уже «черта»; разумеется, я делала это всякий раз в меньшем масштабе и с большей осторожностью и мягкостью, чем это делалось при прежнем воспитании, пока я наконец не добилась того, что ребенок мог придерживаться середины между этими двумя крайностями.

Я не остановилась бы так подробно на этом примере, если бы все вышеописанные соотношения при детском анализе не были так ясно выражены в нем: слабость детского Я-идеала, зависимость его требований, а следовательно, и невроза от внешнего мира, его неспособность сдержать без посторонней помощи освобожденные побуждения и вытекающая из этого необходимость для аналитика обладать авторитетом в воспитательном отношений. Следовательно, аналитик объединяет в своем лице две трудные и собственно противоречащие друг другу задачи: он должен анализировать и воспитывать, т. е. он должен в одно и тоже время позволять и запретить, разрывать и вновь связывать. Если это ему не удается, то анализ становится для ребенка индульгенцией, позволяющей ему делать все, что считается в обществе недозволенным. Если же разрешение этих задач удается аналитику, то он корректирует неудачное воспитание и анормальное развитие и дает возможность ребенку или тем, кто решает судьбу ребенка, исправить сделанные ошибки.

Вы знаете, что в конце анализа со взрослыми людьми мы не вынуждаем пациента стать здоровым. Он сам решает, что ему сделать с новой предоставленной ему возможностью. От него зависит, захочет ли он еще раз проделать путь, приведший его к неврозу, позволит ли ему развитие его Я пойти противоположным путем широкого удовлетворения своих влечений, или же ему удастся найти средний путь между этими двумя, осуществить истинный анализ живущих в нем сил. Точно так же мы не можем. заставить родителей нашей маленькой пациентки обращаться более благоразумно с выздоровевшим ребенком. Детский анализ не защищает ребенка от вреда, который может быть ему причинен в будущем. Он оперирует главным образом с прошлым: конечно, он создает, таким образом, лучшую, расчищенную почву для будущего развития.

Я полагаю, что из вышеизложенных соотношений для вас явствует важное указание относительно показаний к детскому .. анализу. Показание это диктуется не только определенным заболеванием ребенка. Детский анализ распространяется прежде всего па среду психоаналитиков, он должен ограничиться пока детьми аналитиков, анализируемых и родителей, которые от-. носятся к анализу с определенным доверием и уважением. Толь-ко в такой среде можно будет без резкой грани перевести аналитическое воспитание, имеющее место во время лечения, в домашнее воспитание. Там, где анализ ребенка не может органически срастись с его другой жизнью, а входит в его другие отношения как инородное тело и нарушает их, там анализ породит у ребенка еще больший конфликт по сравнению с теми, от которых освободит его лечение.

Я боюсь, что это утверждение разочаровало тех из вас, которые были уже готовы отнестись к детскому анализу с некоторым доверием.

Показав вам столько трудностей детского анализа, я не хотела бы закончить эти лекции, не сказав в нескольких словах о больших возможностях, которые имеет, несмотря на все трудности, детский анализ, и даже о некоторых его преимуществах перед анализом взрослых пациентов. Я вижу прежде всего три такие возможности.

У ребенка мы можем добиться совсем иных изменений характера, чем у взрослого. Ребенок, который под влиянием своего невроза пошел по пути анормального развития характера, должен проделать лишь короткий обратный путь, чтобы снова попасть на нормальную и соответствующую его истинной сущности дорогу. Он не построил еще на этом пути, подобно взрослому, всей своей будущей жизни, не избрал себе профессии под влиянием этого анормального развития, не построил дружбы на этом базисе, не вступил на этой почве в любовные отношения, которые, перейдя потом в отождествление, в свою очередь оказали бы влияние на развитие его Я.

При «анализе характера» у взрослого мы должны, собственно, распотрошить всю его жизнь, сделать невозможное, а именно: аннулировать поступки, не только осознать их влияние, но и упразднить его, если мы хотим иметь действительный успех. Следовательно, в этом вопросе анализ ребенка имеет много преимуществ перед анализом взрослых.

Вторая возможность касается воздействия на сверх-Я. Смягчение его строгости является, как вы знаете, одним из требований, предъявляемых к анализу невроза. Здесь, однако, анализ взрослых пациентов встречает наибольшие затруднения; он должен вести борьбу с самыми старыми и самыми важными любовными объектами индивида, с родителями, которых он интроецировал путем отождествил; память о них хранится в большинстве случаев с благоговением, и поэтому тем труднее бороться с ними. При детском анализе, как вы уже видели, мы имеем дело с живыми, реально существующими во внешнем мире лицами, которые не преображены воспоминаниями о них. Если к работе, ведущейся изнутри, присоединить еще работу извне, если мы попытаемся видоизменить с помощью аналитического влияния не только существующее уже отождествление, но если наряду с этим мы постараемся видоизменить с помощью обычного человеческого воздействия также и реальные объекты, то эффект получится полный и поразительный.

То же самое относится и к третьему пункту. При работе со взрослыми мы должны ограничиться тем, что помогаем им приспособиться к окружающей среде. Мы не имеем ни намерения, ни возможности преобразовать эту среду соответственно его потребностям, при детском же анализе мы легко можем сделать это. Потребности ребенка проще, их легче понять и удовлетворить; наши возможности в соединении с возможностями родителей бывают при благоприятных условиях вполне достаточны, чтобы на каждой ступени лечения ребенка и улучшения его состояния доставлять ему все или многое из того, что ему необходимо. Таким образом, мы облегчаем ребенку приспособление, пытаясь приспособить окружающую среду к нему. И в данном случае мы проделываем двойную работу: изнутри и извне.

Я полагаю, что благодаг)я наличию трех этих моментов мы добиваемся в детском анализе — несмотря на вышеперечисленные трудности — такого изменения характера, такого улучшения и выздоровления, о котором мы и не мечтаем при анализе взрослых.

Я подготовлена к тому, что присутствующие здесь практические аналитики после всего вышеизложенного скажут: то, что я проделываю с детьми, настолько отступает от общепринятых пралил психоанализа, что оно не имеет уже ничего общего с ним. Это — –‘дикий» метод, который заимствует все у анализа, но не следует строгим аналитическим предписаниям. Но представьте себе такое положение: вообразите, что во время приема к вам приходит взрослый невротик и просит вас взять его па излечение; после более подробного ознакомления оказывается, что его влечения, его интеллект так же мало развиты, зависят в такой же степени от окружающей среды, как и у моих маленьких пациентов. Тогда вы, вероятно, сказали бы:

«Фрейдовский анализ является прекрасным методом, но он не создан для таких людей». И вы применили бы к нему смешанное лечение, вы вели бы чистый анализ постольку, поскольку это соответствовало бы его сущности, а в остальном вы воспользовались бы детским анализом, потому что лучшего он и не заслуживает в соответствии с его инфантильным характером.

Я думаю, что аналитический метод — предназначенный для определенного своеобразного объекта, для взрослого невротика — нисколько не пострадает, если мы попытаемся применить его в модифицированном виде к другим объектам. Если кто-нибудь захочет найти иное применение психоанализа, не следует ставить ему это в упрек. Следует только всегда знать, что делаешь.