Предисловие
В течение многих лет меня интересовали самые ранние источники двух всем знакомых отношений – зависти и благодарности. Я пришла к выводу, что зависть – это наиболее мощный фактор, подрывающий чувства любви и благодарности у самого их корня, поскольку она влияет на наиболее ранние из всех отношений, отношения с матерью. Фундаментальное значение этих отношений для всей эмоциональной жизни человека было уже доказано в ряде психоаналитических сочинений, и я полагаю, что, глубже исследуя один из факторов, приводящих к значительным нарушениям на этой ранней стадии, я сделаю важное дополнение к моим предыдущим находкам, касающимся развития младенца и формирования личности.
Я считаю, что всякая зависть – это орально-садистское и анально-садистское выражение деструктивных импульсов, действующих с начала жизни, и что она имеет конституциональную основу. Эти заключения в некоторых важных моментах близки к идеям Карла Абрахама, хотя подразумевают некоторые отличия от них. Абрахам обнаружил, что зависть – это оральная черта, но – и здесь наши взгляды расходятся – он считал, что зависть и враждебность начинают действовать к более поздний период, который, согласно его гипотезе, соответствует второй, орально-садистской стадии. Абрахам не говорил о благодарности, но описывал щедрость как оральную черту. Он считал анальные элементы важными компонентами зависти и подчеркивал их происхождение от орально-садистских импульсов.
Следующей важной точкой нашего соприкосновения является предположение Абрахама о конституциональном элементе, определяющем силу оральных импульсов, которую он связывал с этиологией маниакально-депрессивных расстройств.
Кроме этого, как работы Абрахама, так и мои собственные работы более полно и глубоко показали важность деструктивных импульсов. В «Краткой истории развития либидо с точки зрения психических расстройств», написанной в 1924 г. («Избранные статьи»), Абрахам не упоминал гипотезу Фрейда о существовании инстинктов жизни и смерти, хотя работа «По ту сторону принципа удовольствия» уже была опубликована за четыре года до этого. Тем не менее, в этом произведении Абрахам исследовал корни деструктивных импульсов и использовал их для понимания этиологии психических нарушений более определенно, чем кто-либо другой до него. Мне кажется, что, хотя он не использовал концепцию Фрейда об инстинктах жизни и смерти, его клиническая работа, особенно анализ первых из когда-либо анализированных маниакально-депрессивных пациентов, были основаны на понимании, продвигавшем его в этом направлении. Я могу предположить, что ранняя смерть помешала Абрахаму осознать различные возможности использования своих находок и их глубокую связь со сделанным Фрейдом открытием двух инстинктов.
Поскольку я собираюсь опубликовать эту книгу три десятилетия спустя после смерти Абрахама, для меня большим источником наслаждения является то, что моя работа вносит вклад в растущее признание значения открытий, сделанных Абрахамом.
Глава 1
В этой книге я собираюсь выдвинуть некоторые новые предположения, касающиеся самой ранней эмоциональной жизни младенца, а также сделать некоторые заключения о взрослом возрасте и психическом здоровье. Неотъемлемой частью открытий Фрейда является тот факт, что исследование прошлого пациента, его детства и его бессознательного является необходимым условием понимания его взрослой личности. Фрейд открыл Эдипов комплекс у взрослых и реконструировал по этому материалу не только детали Эдипова комплекса у детей, но и время его возникновения. Находки Абрахама многое добавили к этому подходу, который стал характерной чертой психоаналитического метода. Нам также следует помнить, что, согласно Фрейду, сознательная часть психики развилась из бессознательной. Поэтому, прослеживая вплоть до раннего младенчества тот материал, который я в первую очередь обнаружила в анализе маленьких детей, а затем и в анализе взрослых, я придерживалась процедуры, уже знакомой психоанализу.
Наблюдения над маленькими детьми скоро подтвердили находки Фрейда. Я считаю, что некоторые из выводов, к которым пришла я, касающиеся гораздо более раннего возраста, первых лет жизни, также до определенной степени могут быть подтверждены наблюдением. Право – и даже необходимость – реконструировать данные о более ранних периодах жизни пациентов на основе материала, предоставляемого ими в наше распоряжение, наиболее убедительно выражены Фрейдом в следующем пассаже:
«То, что мы ищем, – это картина забытых лет пациента, которая должна выглядеть правдоподобной и, в основном, завершенной… Его [психоаналитика] работа по конструированию или, если хотите, реконструированию в большей степени напоминает археологические раскопки поселения, которое было разрушено или сожжено, или какого-нибудь древнего сооружения. Эти два процесса на самом деле идентичны, за исключением того, что аналитик работает в лучших условиях и имеет в своем распоряжении больше материала, поскольку то, с чем он работает, не разрушено, а до сих пор живо – а, может быть, и по другой причине. И так же как археолог строит стены здания по сохранившемуся фундаменту, определяет количество и расположение колонн по углублениям в полу и восстанавливает настенную живопись и украшения по обломкам, так действует и аналитик, когда он делает свои выводы на основе фрагментов воспоминаний, ассоциаций и поведения анализируемого. Оба имеют неоспоримое право реконструировать путем дополнения и комбинирования сохранившихся остатков. Оба, более того, подвержены сходным трудностям и ошибкам… Аналитик, как мы уже сказали, работает в более благоприятных условиях, чем археолог, поскольку у него в распоряжении есть материал, которому нет аналога при раскопках, такой как повторение реакций, исходящих из детства, и все, что возникает в связи с этим повторением в переносе… Все важные элементы сохранны, и даже те, которые, казалось, полностью забыты, где-то и как-то существуют, будучи лишь похороненными и недоступными для субъекта. Более того, можно, как мы знаем, вообще усомниться, способна ли психическая структура стать жертвой полного разрушения. Только от аналитической техники зависит, достигнем ли мы успеха в полном освещении того, что было скрыто».
Опыт научил меня, что сложность полностью развившейся личности можно попять, только если заглянуть в психику младенца и проследить ее развитие в дальнейшей жизни. Таким образом, анализ проделывает путь от взрослого к младенцу и через промежуточные стадии обратно к взрослому, в повторяющихся туда и обратно движениях, в соответствии с преобладающей в переносе ситуацией.
На протяжении всей своей работы я придавала фундаментальное значение первым объектным отношениям младенца – отношениям с материнской грудью и с матерью – и сделала заключение, что если этот первичный объект, который интроецируется, укореняется в Эго с достаточной стабильностью, то закладывается основа для удовлетворительного развития. Врожденные факторы вносят свой вклад в эту связь. При доминировании оральных импульсов грудь инстинктивно ощущается как источник питания и, в более глубоком смысле, самой жизни. Такая психическая и физическая близость к удовлетворяющей груди до некоторой степени восполняет, если все в порядке, потерянное пренатальное единство с матерью и чувство безопасности, которое оно дает. Это во многом зависит от способности младенца к сильной привязанности (катексису) к груди или символически заменяющей ее бутылочке; так мать превращается в любимый объект. Вполне возможно, что сформировавшаяся у младенца в пренатальном состоянии часть, олицетворяющая для него мать в этот период, способствует возникновению врожденного чувства, что вовне его существует нечто, способное удовлетворить все его потребности и желания. Хорошая грудь принимается внутрь и становится частью Эго, и младенец, который был вначале внутри матери, теперь принимает мать внутрь себя.
Хотя пренатальное состояние, без сомнения, подразумевает чувство единства и безопасности, по степень комфортности этого состояния зависит от психологического и физического состояния матери и, возможно, даже от определенных, до сих пор не исследованных факторов, связанных с самим плодом. Поэтому мы можем считать широко распространенную ностальгию по пренатальному состоянию проявлением потребности в идеализации. Если мы исследуем эту ностальгию с точки зрения идеализации, то поймем, что одним из ее источников является сильная персекуторная тревога, вызванная рождением. Мы можем предположить, что эта первая форма тревоги, видимо, соединяется с неприятными переживаниями плода, которые, вместе с чувством безопасности в материнской утробе, предвещают двойственность отношений к матери, как хорошей и плохой груди.