Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов. Анна Фрейд

Приемы детского анализа.

Я представляю себе, что мои последние выводы про­извели весьма странное впечатление на практических апалишков. Весь арсенал изложенных мною приемов противоречит в слишком многих пунктах правилам психоаналитической техники, которыми мы до сих пор ру­ководствовались. Рассмотрим еще раз мои приемы. Я обещаю малень­кой девочке, что она выздоровеет: при этом я исхожу из тех соображений, что нельзя требовать от ребенка, чтобы он пошел по неизвестной ему дороге с незнакомым ему лицом к цели, в которой он неуверен. Я исполняю его оче­видное желание зависимости от авторитета и увереннос­ти в успехе. Я открыто предлагаю себя в союзники и вме­сте с ребенком критикую его родителей. В другом случае я веду тайную борьбу против домашней обстановки, в ко­торой живет ребенок и всеми средствами домогаюсь его любви. Я преувеличиваю опасность симптома и пугаю па­циента для достижения своей цели. И, наконец, я вкрады­ваюсь в доверие к детям и навязываю себя им, хотя они уверены, что отлично могут справиться и без меня. Куда же исчезает предписанная аналитику строгая сдержанность, осторожность при обещании пациенту воз­можности выздоровления или даже одного лишь улучше­ния, его абсолютная выдержанность во всех личных делах, полная откровенность в оценке болезни и неограниченная свобода, которая представляется пациенту, в любой мо­мент прекратить по своему желанию совместную работу? Хотя мы поддерживаем представление о такой свободе и у маленьких пациентов, но это остается в большей или меньшей степени фикцией: приблизительно так же обсто­ит дело и в школе. Если бы принять всерьез вытекающую отсюда свободу действий, то, по всей вероятности, на дру­гой день все классы пустовали бы.

Я защищаюсь от воз­никшего, быть может, у вас предположения, что я поступила таким образом вследствие незнания или нарочито­го пренебрежения правилами психоаналитической техни­ки. Я полагаю, что я развила лишь в большей степени ос­новные элементы тех приемов, которыми пользуетесь вы все в отношении к своим пациентам, не подчеркивая это­го. Может быть, я в своей первой лекции несколько пре­увеличила разницу между первоначальной ситуацией ре­бенка и взрослого. Вы знаете, как скептически мы отно­симся в первые дни к решению пациента лечиться и к тому доверею, которое он питает к нам. Мы опасаемся, что можем потерять его еще до начала анализа, и приобрета­ем прочную почву для наших действий только тогда, ког­да мы вполне уверены в перенесении пациента. В первые дни с помощью ряда приемов, мало чем отличающихся от длительнь1х и необычных приемов, применяемых мною у детей, мы действуем на него почти незаметно, так чтоб не было никаких особых усилий с нашей стороны. Возьмем, например, депрессивного, меланхоличного пациента. В действительности аналитическая терапия и техника не предназначены для таких случаев. Но там, где такое лечение предпринимается, необходим подготови­тельный период, в течение которого мы будим в пациен­те интерес и мужество, необходимое для аналитической работы, ободряя его и вникая в его личные потребности. Приведем еще один пример. Как нам известно, правила психоаналитической техники предостерегают нас не при­ступать слишком рано к толкованию сновидений и не зна­комить таким образом пациента с его внутренними про­цессами, которые еще непонятны для него и которые мо­гут вызвать у него только протест. Однако, если мы име­ем дело с умным, образованным, скептически настроен­ным больным, страдающим неврозом навязчивости, то нам даже бывает приятно преподнести ему сразу же в начале лечения особенно красивое и убедительное толко­вание сновидения. Этим мы его заинтересовываем, удов­летворяем его высокие интеллектуальные запросы и, в сущности, делаем то же самое, что и работающий с деть­ми аналитик, демонстрирующий маленькому мальчику, что он умеет показывать с помощью бечевки лучшие фо­кусы, нежели сам ребенок. Точно также существует ана­логия в том, что имея дело с капризным и запущенным ребенком, мы становимся на его сторону и выражаем го­товность помочь ему в борьбе с окружающим миром. Мы показываем также и взрослому невротику, что хотим помочь ему и поддержать его, и при всех семейных конфликтах мы всегда принимаем его сторону. Следовательно, и в данном случае мы становимся интересными и полез­ными для него людьми. Вопрос о влиянии сильной лично­сти и авторитета тоже играет здесь важную роль. Наблю­дение показывает, что в первоначальных стадиях анализа опытному и пользующемуся всеобщим уважением анали­тику гораздо легче удержать своих пациентов и обеспечить себя от их “бегства”, чем молодому начинающему анали­тику. Первому далеко не всегда приходится испытывать на себе во время первых сеансов стольких проявлений “отри­цательного перенесения”, проявлений ненависти и недове­рия, как последнему. Мы объясняем себе это различие нео­пытностью молодого аналитика, недостатком такта в обра­щении с пациентом, его поспешностью или слишком боль­шой осторожностью в толкованиях. Однако, я полагаю, что в данном случае следовало бы принять во внимание чисто внешний момент, связанный с авторитетом. Пациент спра­шивает себя не без основания: что это за человек, который вдруг претендует на то, чтобы стать таким огромным ав­торитетом? Дает ли ему право на это его положение во внешнем мире или отношение к нему других здоровых людей. Мы не должны трактовать это обязательно как оживление старых побуждений ненависти; в данном случае мы имеем дело скорее с проявлением здорового, критичес­кого ума, дающего знать о себе перед тем, как пациент по­падает в ситуацию аналитического перенесения.