Необходимо лишь разобраться в том, что ни один из вышеперечисленных аргументов для детства не обоснован, т. е. применительно к одному жизненному периоду в беспомощности и зависимости еще живы факторы настоящего. Насколько бы самостоятельным или не самостоятельным ни был ребенок, нужно в каждом конкретном случае заново в соответствии с возрастом устанавливать состояние развития и патологию.
Для оценки состояния развития и степени существующей зависимости или достигнутой независимости у детского аналитика имеется в распоряжении множество критериев. Он изучает, с одной стороны, как разграничены друг с другом различные формы и аспекты зависимости, с другой стороны — меняющиеся отношения между ребенком и родителями в их хронологической последовательности. В этом плане можно проследить линию развития, согласно которой родители служат соответственно возрасту ребенка следующим потребностям;
- а) потребности в объединении (симбиозе) с матерью в период, когда собственное сознание и внешний мир еще слиты в нар-цистической среде;
- б) потребности в помощи при ‘ориентации во внешнем мире и при создании ситуаций удовлетворения;
- в) потребности в объектах внешнего мира, в которые может трансформироваться нарцистическое либидо в направлении объектного либидо;
- г) потребности в помощи и руководстве при ориентации во внутреннем мире и при овладении им, т. е. при ограничении побуждений;
- д) потребности в образцах во внешнем мире как стимул для образования сверх-Я.
Для аналитика также важно понимать, какую роль можно приписать влиянию родителей на возникновение патологических явлений. Здесь не всегда легко различить причину и следствие, т. е. не путать реакцию матери на ее нездорового (к примеру, аутичного) ребенка с ее патогенным влиянием на его развитие. Вероятнее всего, эти различия могут встретиться в одновременном анализе матери и ребенка. Долговременные и дорогие исследования, вероятнее всего, оправдываются благодаря полученной в них информации. (См. по этому поводу публикации Госпиталя «Ребенок, терапия, клиника» и авторов: Доротти Барленгхэм, ‘1955; Ильза Хеллман, 1960; Катта Леей, 1960; Марджори Спринц, 1962.)
Из анализа матери и ребенка мы узнали следующее:
- а) что для многих родителей их ребенок представляет собой < либо идеальную фигуру, либо объект из их собственного прошлого, что их соединение с ребенком зависит от этого мнимого отношения и что ребенок развивается в духе этих фантазий, чтобы сохранять расположение к себе родителей;
- б) что многие невротические или психотические родители втягивают ребенка в свою патологическую систему и пренебрегают его собственными потребностями развития;
- в) что некоторые матери фактически разделяют симптом с ребенком и вместе с ним действуют в форме совместного психоза;
- г) что патогенное влияние на ребенка тем сильнее, чем больше он выступает па стороне родителей в фактических действиях, а не только в фантазиях; в последнем случае анализ ребенка может удовлетвориться терапией, в первом случае необходимо обследование референтного родителя, если ребенок должен быть освобожден от его патологической зависимости.
Известен факт: родители часто ответственны также за поддержание нарушений у ребенка. Многие из инфантильных фобий, инфантильных нарушений питания, церемоний засыпания и т. п. могут появиться только при поддержке матери. Матери, которые также сильно боятся состояния страха у ребенка, как и он сам, сами становятся защитниками его страха и тем сопричастны предостережениям, избеганиям, отречениям и т. д. Часто инфантильные нарушения такого рода для наблюдателя еще очевиднее, когда невротические дети отдалены от своих родителей (как, например, при эвакуации лондонских детей в годы войны 1939—1945 годов). Непременные навязчивые действия производятся навязчивоневротическими детьми на теле матери, а не на собственном теле. Для некоторых родителей анализ показал, что патология у ребенка отвечает некоторому бессознательному желанию с их стороны и что по этой причине они вынуждены способствовать нарушению, вместо того чтобы противостоять ему.
Неопровержимый факт: родительской помогци отводится важная роль при лечении. Здесь детский аналитик имеет хорошие основания завидовать коллегам из взрослого анализа в исключительности отношений к их пациентам. О начале, продолжении и конце лечения в детском анализе решает, как упоминалось выше, не ^пациента, а разум и понимание родителей. Родителям, а не самому ребенку выпадает задание поддерживать терапевтический союз с аналитиком, даже если сопротивления и отрицательные переносы этому противодействуют; где они вместо этого стоят на стороне сопротивления ребенка и разделяют его, анализ раньше времени разрушается. Где возрастает положительный перенос, повышается обычно и ревность матери к аналитику и усиливается никогда не исчезающий детский конфликт лояльности.
В общем, фактическое участие родителей в аналитическом процессе изменяется в зависимости от возраста ребенка, от типа его нарушения, от личности и патологии родителей и от технических убеждений аналитика. Мы встречаемся со всеми имеющимися возможностями. ‘На одном конце стоит преднамеренное отстранение родителей, пока это позволяют внешние обстоятельства и строгое соблюдение аналитической секретности по отношению к ним. От этого идет: частная информация через самого детского аналитика; одновременная консультация матери, чтобы дать ей возможность быть в курсе протекания анализа; одновременная психотерапия отца или матери; присутствие матери на аналитическом занятии маленьких детей; инструкция матери по самостоятельному обращению с маленькими детьми; одновременное подключение одного из родителей к анализу взрослых и т. д. На другом конце этой линии можно найти совсем крайнее мнение некоторых аналитиков, что анализ одного из родителей или обоих родителей является самым эффективным средством лечения невроза у ребенка, даже без непосредственного лечения самого ребенка.