Эта слабость и зависимость требований детского Я-идеала, о которых я здесь говорю,’ вполне согласуется также с другим наблюдением, которое может быть сделано в любом случае при более близком ознакомлении с ним; ребенок имеет двойную мораль: одну, предназначенную для мира взрослых, и другую — для себя и своих сверстников. Мы знаем, например, что у ребенка в известном возрасте появляется чувство стыда, т. е. он избегает показываться голым и отправлять свои естественные нужды в присутствии чужих взрослых людей, а впоследствии ‘ также и в присутствии близких ему людей. Но мы знаем также, что эти самые дети без всякого стыда раздеваются в присутствии других детей и что не всегда удается провести в жизнь запрещение ходить вместе с другими детьми в уборную. К своему удивлению, мы можем установить также, что дети брезгуют некоторыми вещами только в присутствии взрослых, т. е. как бы под их давлением, в то время как эта реакция не наступает у них, когда они находятся в одиночестве или в обществе детей. Я вспоминаю десятилетнего мальчика, который во время прогулки оживленно воскликнул, указывая на кучу коровьего помета: «Посмотри, какая странная вещь…» Мгновение спустя он заметил свою ошибку и густо покраснел. Затем он извинился передо мною: он сразу не заметил, что это такое, в противном случае он никогда не сказал бы этого. Однако я знаю, что этот же самым мальчик охотно говорит со своими товарищами, не краснея, об экскрементальных процессах. Этот же мальчик однажды уверял меня, что, когда он находится наедине с самим собою, он может трогать руками свой собственный кал, не испытывая при этом брезгливого чувства. Если при этом присутствует кто-нибудь из взрослых, то ему даже трудно говорить об этом.
Следовательно, стыд и отвращение, эти два важнейших реактивных образования, назначение которых заключается в том, чтобы не допустить к удовлетворению анальные эксгиби-ционистические стремления, нуждаются даже после своего возникновения во взрослом объекте для своего укрепления и активности.
Эти замечания относительно зависимости детского сверх-Я и двойной морали ребенка в вопросах, связанных со стыдом и отвращением, приводят нас к важнеишему различию между детским анализом и анализом взрослого пациента. Детский анализ вообще не является приватным делом, касающимся исключительно двух людей, аналитика и его пациента. Поскольку детское сверх-Я еще не стало безличным представителем исходящих от внешнего мира требовании, поскольку оно еще органически связано с внешним миром, постольку существующие в этом внешнем мире объекты играют важную роль во время самого анализа и особенно последней его части, когда речь идет об использовании влечений, освобожденных от вытеснений.
Вернемся еще раз к сравнению со взрослым невротиком. Мы сказали, что при анализе его нам приходится считаться с его влечениями, его Я и сверх-Я; если обстоятельства складываются благоприятно, нам не нужно беспокоиться о судьбе побуждений, выбывающих из бессознательной сферы. Они подпадают под влияние сверх-Я, которое несет ответственность за их дальнейшую судьбу.
Кому же мы предоставим решение этого вопроса при детском анализе? Принимая во внимание все вышеприведенные выводы и сохраняя последовательность, мы могли бы сказать: лицам, воспитывающим ребенка, с которым его сверх-Я связано еще очень тесно, т. е. в большинстве случаев родителям ребенка.
Не забывайте, с какими трудностями связано такое положение вещей. Эти же самые родители или воспитатели предъявляли к ребенку чрезмерные требования и привели его вследствие этого к чрезмерному вытеснению и неврозу. В данном случае между образованием невроза и освобождением от него с помощью анализа нет такого большого промежутка времени, как у взрослого пациента, Я которого проходит в течение этого периода все стадии своего развития; таким образом, у взрослого пациента то Я, которое приняло первое решение, и то Я, которое предпринимает теперь проверку его, не являются уже больше идентичными. Родители, которые привели ребенка к заболеванию и которые должны способствовать теперь его выздоровлению, являются фактически теми же самыми людьми с теми же самыми взглядами. Лишь в самом благоприятном случае, будучи научены горьким опытом (болезнью ребенка), они готовы смягчить теперь свои требования. Таким образом, было бы опасно предоставить им решение судьбы освобожденных с помощью анализа влечении. Слишком велико опасение, что ребенок вынужден будет еще раз пойти по пути вытеснения, который опять приведет его к неврозу. При таком положении вещей было бы целесообразнее вовсе отказаться от длительной и трудно it освободительной аналитической работы.
Каков же выход из создавшегося положения? Допустимо ли преждевременно объявить ребенка совершеннолетним потому лишь, Что он одержим неврозом и должен быть подвергнут анализу, и предоставить ему самому решение важного вопроса, как ему поступить с освобожденными от вытеснения влечениями? Я не знаю, какими этическими инстанциями он руководствовался бы, с помощью каких критериев или практических соображений он был бы в состоянии найти выход из этого трудного положения. Я полагаю, что если бы оставить его одного и лишить его какой бы то ни было помощи извне, он нашел бы лишь один-единственный кратчайший и удобный путь: путь непосредственного удовлетворения. Однако из аналитической теории и практики мы знаем, что именно в целях предохранения от невроза нельзя допустить, чтобы ребенок испытал действительное удовлетворение на какой-либо ступени неизбежной перверсивпой сексуальности. В противном случае, фиксация на испытанном однажды удовольствии станет препятствием для дальнейшего нормального развития, и стремление к повторению этого переживания станет опасным стимулом для регрессии от более поздних ступеней развития.
Я вижу один только выход из этого затруднительного положения. Аналитик сам должен требовать, чтоб ему была предоставлена свобода действий для руководства ребенком в этом важнейшем вопросе; таким образом он сможет обеспечить до некоторой степени результаты анализа. Под его влиянием ребенок должен научиться, как вести себя по отношению к своим влечениям, в конечном итоге по его усмотрению будет решен вопрос о том, какую часть инфантильных сексуальных побуждений следует подавить или отбросить вследствие несовместимости их с культурным миром, какие влечения могут быть допущены к непосредственному удовлетворению и какие должны подвергнуться сублимированию; в последнем случае воспитание должно принта на помощь ребенку всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Коротко говоря, аналитик должен суметь занять во время анализа с ребенком место его Я-идеала, он не должен начинать свою освободительную аналитическую работу до тех пор, пока не будет уверен в том, что он окончательно овладел этой психической инстанцией ребенка. И здесь для аналитика очень важно играть роль сильной личности, о чем мы уже говорили в начале при введении в детский анализ. Только в том случае, если ребенок чувствует, что авторитет аналитика выше, чем авторитет его родителей, он согласится уступить наивысшее место в своей эмоциональной жизни этому новому любовному объекту, занявшему место рядом с его родителями.