Внешние обстоятельства играют важную роль в первоначальном отношении к груди. Если рождение было трудным и, особенно, если возникали такие осложнения как недостаток кислорода, то происходит нарушение адаптации к внешнему миру, и отношения с грудью начинаются очень неблагоприятно. В таких случаях нарушается способность ребенка переживать новые источники удовлетворения, и вследствие этого он не способен в достаточной мере интернализовать действительно хороший первичный объект. При дальнейшем развитии важно, доставляет ли матери удовольствие уход за ребенком или она тревожна и переживает психологические проблемы в связи с кормлением – все эти факторы влияют на способность ребенка принимать молоко с удовольствием и интернализовывать хорошую грудь.
Элемент фрустрации со стороны груди неминуемо входит в самые ранние отношения младенца, потому что даже счастливая ситуация кормления не может заменить пренатального единства с матерью. К тому же тяга младенца к неистощимой и постоянно присутствующей груди исходит, без сомнения, только из желания пищи и из либидозных желаний. Поэтому даже на самых ранних стадиях потребность в постоянном ощущении материнской любви глубоко укоренена в тревоге. Борьба между инстинктами жизни и смерти и производный от нее страх уничтожения себя и объекта собственными деструктивными импульсами являются основополагающими факторами в первоначальном отношении младенца к матери. Поэтому его желания подразумевают, что грудь, а затем и мать должны устранить эти деструктивные импульсы и боль от персекуторной тревоги.
Вместе со счастливыми переживаниями неизбежные обиды подкрепляют внутренний конфликт между любовью и ненавистью, а на самом деле, в своей основе, между инстинктами любви и смерти, и, в результате, это приводит к чувству, что существуют хорошая и плохая грудь. Как следствие, ранняя эмоциональная жизнь характеризуется чувством потери и возвращения хорошего объекта. Говоря о врожденном конфликте между любовью и ненавистью, я подразумеваю, что способность как к любви, так и к деструктивным импульсам является до некоторой степени конституциональной, хотя индивидуально варьирующей по силе и взаимодействующей с самого начала с внешними условиями.
Я многократно выдвигала гипотезу, что первичный хороший объект, материнская грудь, образует ядро Эго и жизненно важен для его роста;
я часто описывала, как младенец чувствует, что он буквально интернализует грудь и то молоко, которое она дает. В его психике также есть уже неопределенное представление о связи груди и других аспектов и частей матери.
Я считаю, что грудь для него не просто физический объект. Все его инстинктивные желания, все бессознательные фантазии наделяют грудь качествами, далеко выходящими за рамки кормления как такового, которое она обеспечивает.
При анализе наших пациентов мы обнаруживаем, что грудь в своем хорошем аспекте является прототипом материнской доброты, неистощимого терпения и щедрости, а также творчества. Именно эти фантазии и инстинктивные потребности так обогащают первичный объект, что становятся основой надежды, доверия и способности полагаться на добро.
В этой книге я рассматриваю определенный аспект наиболее ранних объектных отношений и процессов интернализации, уходящих корнями в оральность. Меня интересует воздействие зависти на развитие способности к благодарности и счастью. Зависть вносит свой вклад в затруднения младенца при построении своего хорошего объекта, так как он чувствует, что удовлетворение, которого он был лишен, оставлено фрустрирующей его грудью для себя.
Следует провести различие между завистью, ревностью и жадностью. Зависть – это злобное чувство, что другой человек обладает и наслаждается чем-то желаемым, завистливый импульс направлен на то, чтобы отобрать или испортить это. Более того, зависть подразумевает отношение субъекта только к одному человеку и исходит из наиболее ранних исключительных отношений с матерью. Ревность основана на зависти, но включает отношение, по крайней мере, к двум людям; она, в основном, озабочена той любовью, которую субъект чувствует своей привилегией и которую отбирает, или есть угроза, что отберет, его соперник. В обыденном представлении о ревности мужчина или женщина чувствуют, что кто-то другой лишает их любимого человека.
Жадность – это бурное и ненасытное алкание, которое превышает потребности субъекта и желание и возможности объекта давать. На бессознательном уровне жадность, в первую очередь, нацелена на вычерпывание, высасывание и пожирание груди: т. е. ее целью является деструктивная интроекция; в то время как зависть не только пытается ограбить свой объект, но также и внести плохое, в первую очередь, плохие экскременты и плохие части себя в мать и, прежде всего, в ее грудь, чтобы испортить и разрушить ее. В самом глубоком смысле это означает разрушение ее творческой способности. Этот процесс, который исходит из уретрально- и анально-садистских импульсов, я в другом месте определила как деструктивный аспект проективной идентификации, возникающий с самого начала жизни. Одно из существенных различии между жадностью и завистью, хотя и не являющееся четкой разграничительной линией, поскольку они тесно связаны, это, соответственно то, что жадность, в основном, связана с интроекцией, а зависть с проекцией.
Согласно «Краткому оксфордскому словарю», ревность означает, что кто-то другой забирает или получает «благо» («добро», «хорошее»), которое по праву принадлежит индивиду. В этом контексте я бы проинтерпретировала «хорошее» как первоначально хорошую грудь, мать, любимого человека, которых кто-то другой отнимает. Согласно «Английским синонимам» Крабба, «…ревность боится потерять то, что имеет; зависть переживает, видя, что кто-то имеет то, что хочется иметь самому… Завистливому человеку плохо при виде удовольствия. Ему хорошо только при страданиях других. Поэтому все попытки удовлетворить завистника тщетны». Ревность, согласно Краббу,- это «благородная или низкая страсть к объекту. В первом случае – это соперничество, обостренное страхом. Во втором случае – это жадность, стимулируемая страхом. Зависть всегда находится в основе, порождая вслед за собой самые худшие страсти».
Общее отношение к ревности отличается от отношения к зависти. Действительно, в некоторых странах (в частности во Франции) убийство из ревности ведет к менее суровому наказанию. Причина такого различия заключена в общем чувстве, что убийство соперника подразумевает любовь к неверному партнеру. Это означает, используя введенные мною выше термины, что любовь к «хорошему» существует и что любимый объект не разрушается и не портится, в отличие от объекта зависти.
Шекспировский Отелло в своей ревности разрушает объект, который любит, и это, с моей точки зрения, характерно для того, что Крабб описывает как «низкую страсть ревности» – жадность, стимулируемую страхом. В этой пьесе есть замечательная ссылка на ревность как врожденное качество души:
Ревнивым в этом надобности нет.
Ревнуют не затем, что есть причина,
А только для того, чтоб ревновать.
Сама собой сыта и дышит ревность.
(Пер. Б. Пастернака)
Можно сказать, что очень завистливый человек ненасытен, он никогда не будет удовлетворен, потому что его зависть идет изнутри, и всегда найдется объект ее приложения. Это указывает на близкую связь между ревностью, жадностью и завистью.
Шекспир не всегда, видимо, различал зависть и ревность; приводимые ниже строчки из «Отелло» во всей полноте показывают значение зависти в том смысле, в каком я ее определяю здесь:
Ревности остерегайтесь
Зеленоглазой ведьмы, генерал,
Которая смеется над добычей.
(Пер. Б. Пастернака)
Можно напомнить о выражении «укусить кормящую руку», которое почти синонимично кусанию, разрушению и порче груди.