Понятие бессознательной фантазии — одно из ключевых в психоаналитической теории. В 1908 г. Фрейд описывал два типа бессознательных фантазий: «Бессознательные фантазии, которые все время были бессознательными и были сформированы в бессознательном; либо — что встречается чаще — они некогда были сознательными фантазиями, мечтами, а затем были целенаправленно забыты истали бессознательными вследствие “вытеснения”» (Freud 1908, р. 161).

Мелани Кляйн и ее последователи уделяли особое внимание первому виду бессознательной фантазии по Фрейду и утверждали, что бессознательные фантазии наследуются; они объясняли, что бессознательные фантазии формируются как психические представления инстинктивных влечений и впоследствии могут превратиться во вполне оформленные желания или защиты от внутренних опасностей илитревожности (Klein 1932,1948; Segal 1973). Кляйнианцы говорят, что, поскольку инстинктивные влечения присутствуют с рождения, некоторые незрелые фантазии, например о «плохой груди», проявляются с самого начала жизни. Ханна Сигал утверждает:

«Первый голод и инстинктивное стремление этот голод удовлетворить сопровождаются фантазией об объекте, способном удовлетворить голод. Поскольку фантазии развиваются непосредственно из инстинктов на границе между соматической и психической активностью, эти изначальные фантазии переживаются и как соматические, и психические феномены» (Segal 1973, р. 13).

Рассуждая в этом направлении, я могу сказать, что кастрационная фантазия, уже многократно упоминавшаяся в этой книге, поскольку она прямо связана с производными инстинктивных влечений, относящимися к Эдипову комплексу, принадлежит к первой категории фантазий по Фрейду.

Теперь позвольте мне сфокусироваться на втором типе бессознательных фантазий по Фрейду и его «обновленной версии». В своей клинической практике я отметил, что этот тип всегда переплетен с первым типом бессознательных фантазий по Фрейду и развивается преимущественно в двух вариантах.

Первый относится к матери (или заменяющему ее лицу), которая некогда пережила травму и затем, во время взаимодействия с ребенком, передает ему свой незавершенный психологический отклик на эту травму. «Понимание» ребенком того, что ему передается, становится основой для бессознательной фантазии. Это не будет сформированная мысль. Во время аналитической работы то, что передавалось ребенку, и то, как ребенок это понимал, можно будет выразить в словах.

Второй вариант относится к «пониманию» ребенком травматического события или ряда травматических событий в соответствии с эго-функциями, доступными ребенку на той или иной фазе развития и его отношениями с другими значимыми людьми, вовлеченными в травматическое событие. Это «понимание» окрашено у ребенка мышлением первичного процесса. Такое «понимание», ини циированное событием или рядом событий, представляет собой совокупность когнитивных и аффективных процессов, сигналов опасности, исполнения желаний и защит от желаний, и на него влияют все психологические задачи, с которыми ребенок сталкивается на данном этапе своего развития. Это не будет сформированной логической мыслью. Однако содержание этой мысли, хотя и неоформленной, позже вытесняется.

В качестве примера ребенка, пережившего внешнее событие (или ряд внешних событий), которое воспринимается как травматическое и впоследствии способно стать базисом для бессознательной фантазии, представим себе 2- или 3-летнего мальчика, мать которого беременна следующим ребенком. Не в каждом случае для старшего ребенка очередная беременность матери будет травматичной, но предположим, что материнская функция этой женщины не справляется со стабильным поддержанием самооценки сына. Когда мать призывает сына потрогать ее растущий живот, чтобы почувствовать шевеление плода внутри, и он это делает, при этом он может ощущать, что внутри кроется соперник, крадущий у него материнскую любовь. Это травматическое событие для маленького мальчика.У него может развиться фантазия об утробе, основанная на его когнитивных и аффективных процессах, желаниях и защитах от этих желаний. Сформированного мышления у него еще нет. Если этот мальчик, став взрослым, придет в анализ, он вместе с аналитиком сможет воссоздать «фабулу» своей бессознательной фантазии. Эта фабула может быть такой: «Я хочу быть единственным ребенком в утробе матери. Я войду туда и убыо своего сиблинга, но этот сиблинг, в свою очередь,может убить меня». Взрослый человек под влиянием этой бессознательной фантазии может по неизвестным ему причинам ощущать тревожность при входе в пещеры, символически представляющие материнскую утробу. Либо же воплотится версия контрфобии: он выберет своим хобби спелеологию. В литературе есть описание этих и других типов бессознательных фантазий об утробе (Volcan andAst 1997).

Я полагаю, нет необходимости делить бессознательные фантазии на две категории, поскольку они всегда переплетаются. Самые типичные бессознательные фантазии относятся к травматическим событиям, связанным в психике ребенка с телесными функциями, рождением, смертью, сексом, агрессией, ранними объектными отношениями, сепарацией-индивидуацией, эдипальными проблемами, семейным романом, беременностью матери, пенисом отца и сиблингами. Сегод
ня, когда мы говорим о детском развитии, мы учитываем ранние отношения ребенка с другими людьми и их интернализацию (см. обзор у Akhtar 2005). Это не должно останавливать нас от получения знания о том, что зарождается во внутреннем мире ребенка как выражение его собственной психологической структуры и связывается с его бессознательными фантазиями.

Так, мы часто встречаем достаточно типичные бессознательные фантазии, которые можно назвать оральными, анальными, фаллическими или эдипальными и которые могут быть вытеснены или не вытеснены по мере роста ребенка. Бессознательные/сознательные фантазии орального уровня включают в себя определяемые мышлением первичного процесса отношения с «хорошей» и «плохой» грудью и акт поглощения (например, беременность вследствие поглощения) или кусания (например, фантазия о vagina dentata). Фантазии анального уровня включают в себя приравнивание враждебных эмоций и деятельности кишечника, деторождение через анус, пенис из фекалий и эмоциональный запор. На фаллическом уровне у ребенка могут появляться фантазии о том, как он протыкает телосоперника мечом и делает из него шашлык. На эдипальной фазе самыми выраженными и типичными будут фантазии кастрации и так называемого «семейного романа», или «фантазия об усыновлении».

Другие бессознательные фантазии нельзя так легко «классифицировать» в терминах психосексуального развития; они относятся только к тем индивидам, у которых они сформировались. Они проявляются особенно часто в тех случаях, когда начало бессознательной фантазии положено специфичной для данного ребенка травмой или рядом травм. Например, Габриэль Аст и я исследовали случай Гитты, женщины, которая в детстве пережила множество операций и длительных госпитализаций (Volcan and Ast 2001). У нее была бессознательная фантазия, что ее тело «протекает» и, пока оно остается таковым, она продолжает жить. Например, уже будучи взрослой, она «верила», что ее менструальные кровотечения продолжаются постоянно. Она не плавала в бассейне, полагая, что флюиды ее протекающего тела могут загрязнить воду. Ранее в этой книге я рассказывал о бессознательной фантазии женщины, которая была склонна к негативной терапевтической реакции, поскольку в своей бессознательной фантазии она была убийцей, незаслуживавшей выздоровления. Это шло из детства, когда она и взрослые вокругнее верили, что она заразила корью свою младшую сестру, которая умерла от этого заболевания.

«Психическое содержание» любой бессознательной фантазии, даже полностьювытесненной, продолжает оказывать непрекращающееся психодинамическое влияние на восприятие человека, его аффекты, поведение, мышление, отклики на реальность и адаптивные либо дезадаптивные компромиссные образования (Beres1962; Arlow 1969а, 1969b; Abend 1990; Inderbitzin and Levy 1990). He все бессознательные фантазии порождают симптомы и дезадаптивное поведение. Они могут также всю жизнь поддерживать творческое начало индивида и принятие имопределенных ролей, в частности лидерских. Например, я изучал (Volcan 2006b,2008а; Volcan and Itzkowitz 1984) роль бессознательных фантазий спасения, относящихся к спасению депрессивной матери (а позже — того, кто или что ее олицетворяет) и превращению ее в «хорошую» мать. Индивиды с бессознательнымифантазиями спасения могут стать политическими лидерами; читатель также может вспомнить, что Стенли Олиник (Olinick 1980) говорит о роли бессознательной фантазии спасения в выборе профессии аналитика.

В последнее время концепция бессознательной фантазии подвергалась пересмотру. Мелвин Борнштейн (Bornstein 2008) редактировал специальный выпуск «Психоаналитических исследований», озаглавленный «Является ли бессознательная фантазия центральной для теории и практики психоанализа?». В этом выпуске Сандер Абенд (Abend 2008) описывает эволюцию бессознательной фантазии, а представители различных психоаналитических школ отстаивают свое понимание этой концепции (см., например, Gerson 2008 [с точки зрения отношений],Grotstein 2008 [с бионовских позиций], Ornstein and Ornstein 2008 [с точки зрения психологии самости]). Мне следует четко сказать, что я считаю эту концепцию одной из ключевых и полагаю, что она играет самую важную роль в наших технических подходах. Однако наблюдения в рамках собственной практики побудили меня ее «обновить».

Наконец, я хочу сказать, что существование бессознательных фантазий должно определять применение нами современных исследований ранних отношениймать-младенец к психоаналитической терапии взрослых. Вслед за такими пио
нерами, как Рене Спиц (Spitz 1957,1965) и Маргарет Малер (Mahler 1968,1972),психоаналитики на протяжении последних десятилетий провели серьезные исследования, иллюстрирующие роль отношений мать-ребенок в развитии психики ребенка (Emde 1988а, 1988b; Fonagy 1999, 2001; Fonagy and Target 1997,1998;Lehtonen 2003; Lehtonen, Könönen, Purhonen, Partanen and Saarikoski 2002; Purhonen,Pääkkonen, Yppärilä, Lehtonen and Karhu 2001). Результаты этих исследований повлияли на психоаналитическую практику, а также на психоаналитически ориентированную индивидуальную и групповую терапию. Идея, в общем, такова: если мы будем обладать научным знанием о том, что полезно для психологического развития ребенка в отношениях мать-ребенок, аналитики или терапевты будут лучше справляться со своей клинической работой, следуя в процессе терапии роли «хорошей» матери. На одной профессиональной встрече я дажеуслышал предложения отказаться от кушетки, чтобы взрослый пациент сиделнапротив аналитика, и не воздерживаться от прикосновений к пациенту. Эти идеи основаны на том факте, что осмысленный контакт взглядов и прикосновения матери чрезвычайно важны для развития психики ребенка.

Нам следует быть осторожнее и не торопиться применять научные находки в области раннего детского развития к техническим стратегиям, в особенности при анализе взрослых. Аналитическая техника не является точной копией отношений мать-ребенок. Когда взрослый пациент приходит в анализ, задача аналитика в том, чтобы помочь ему попять и проработать накапливавшееся годами влияние психических конфликтов, защит, дезадаптации во внешнем и внутреннем мире, повторения и бессознательных фантазий. Если психоаналитическая техника будет восприниматься как «имитация» отношений ребенка с «хорошей» матерыо, бессознательные фантазии никогда не буду проанализированы и укрощены и аналитик вызовет у пациента мощнейшее сопротивление аналитическому процессу.

Это не означает, что аналитик не должен уделять эмпатического внимания пациенту (как «хорошая мать») либо проблемам развития, включая отношения пациента со значимыми другими, такие как идентификации.

из книги “Расширение психоаналитической техники”